расспрашивал, нет ли тут китайских менял: он, дескать, хочет продать золото, и слышал, что китайцы дают более выгодную цену.
Однако жители станицы, напуганные приходом манегров и китайских солдат, в разговоры входили с трудом и норовили поскорее сплавить случайных гостей с глаз долой.
Возле очередного дома они увидели, как несколько манегров взяли в оборот молодого китайца – видимо, как раз из числа желтугинских старателей. Один из манегров, бросив старателя лицом в снег, наступил коленом ему на спину, двое других вязали ему руки. Китаец не сопротивлялся, только негромко ныл на одной ноте, охваченный смертным страхом.
Ганцзалин по привычке хотел было вмешаться, но Загорский остановил его.
– Местные жители не настроены биться с манеграми – и это очевидно, – шепнул он. – Ты хочешь, чтобы мы с тобой в одиночку сражались со всеми собравшимися здесь манеграми? У них винтовки, а у нас нет даже пистолетов. Если нам очень повезет, мы сможем удрать отсюда, но дела своего мы не выполним.
– Они убьют его! – в голосе помощника послышалась ярость.
Нестор Васильевич отвечал, что, если бы манегры хотели убить, они бы уже это сделали. Однако они почему-то решили взять несчастного живьем, а это значит, у него есть шансы спастись. А вот у них таких шансов не очень много. Не говоря уже о том, что Ганцзалин и сам китаец, а в оборот его не взяли только потому, что ни манерами, ни одеждой он не похож на приискателей, а еще потому, что с ним рядом он, Загорский – во-первых, человек явно русский, во-вторых, производящий впечатление значительного лица.
Сказавши так, надворный советник увлек помощника за собой в ближайший же дом. Никого не встретив в сенях, они прошли в горницу. И тут, наконец, им улыбнулась удача. В горнице им навстречу поднялась со стула дородная русская баба лет сорока с тревожным лицом.
– Он здесь, – сказал Нестор Васильевич, глядя прямо перед собой.
Ганцзалин с изумлением поглядел на господина: как это он по одному виду женщины понял, что Ван Юнь живет именно здесь? Однако Загорский смотрел не на хозяйку, он смотрел вперед – туда, где возле дальней стены стоял теплый кан.
Хозяйка, которую звали Мария Александровна, рассмотрев пришельцев, перешла в наступление.
– Чего надобно? – сказала она с нарочитой суровостью. – Ходят тут всякие! Ходят и ходят, а чего ходят, сами не знают.
– Исполать, хозяюшка, – неожиданно елейным тоном заговорил Загорский. – Мы к вам по делу.
– Какому-такому делу? Не знаю никакого дела! – отрезала женщина. – Вот, как говорится, Бог, а вот порог!
– Мы с золотом пришли, – как ни в чем ни бывало продолжал надворный советник, не выказывая видимого желания покинуть дом. – Золото Ивану продать хотим. Знаем, что дает справедливую цену.
– Какое еще золото, не знаю никакого Ивана, – Мария Александровна нахмурилась: видно было, что разговор, которого она изо всех старалась избежать, с каждой секундой становится для нее все неприятнее.
Загорский любезно отвечал, что Иван – это китайский староста Ван Юнь, им известно, что он скупает золото и живет прямо здесь, в доме у доброй хозяюшки. Секунду Мария Александровна, прищурясь, разглядывала надворного советника, потом вдруг зычно крикнула.
– Андрей, подь сюды! Андрей Георгиевич, подь, говорю!
На зов из соседней комнаты выглянул мужчина. Только это оказался почему-то не Ван Юнь, которого ждали Загорский и Ганцзалин, а русопятый компатриот надворного советника. Это был человек выше среднего роста, мосластый, когда-то, вероятно, могучий, а ныне подточенный неведомой болезнью. Кудрявые светлые волосы, синюшное лицо, мешки под глазами, сами глаза мутно-желтые, как бывает при запущенной желтухе.
– Чего тут? – сказал он, окидывая незваных гостей быстрым недоброжелательным взглядом.
– Вот, Андрюшенька, явились, – кивнул в их сторону женщина. – Ивана ищут, золота им какого-то подавай.
– Никакого золота тут нету, проваливайте, – велел тот без всяких околичностей и для убедительности добавил еще пару матерных слов.
– Нехорошо вы гостей встречаете, неприветливо, – укоризненно заметил ему надворный советник.
– Как хотим, так и встречаем, – грубо проговорил Андрей Георгиевич, подходя вплотную к Загорскому и вызывающе глядя ему в лицо своими желтыми глазами. От ярости глаза эти сверкали и казались теперь не просто желтыми, а золотыми, словно отразились в них все соблазны Амурской Калифорнии.
Загорский с сожалением развел руками – хозяин, как говорится, барин. И если их не хотят тут видеть, и разговаривать с ними не хотят, им ничего другого не остается, как остаться в доме без разрешения хозяев.
В золотых глазах Андрея Георгиевича мелькнула злоба пополам с изумлением. Не тратя больше времени на пустые препирательства, он молча поднял над головой надворного советника могучий костистый кулак, однако опустить его не успел. Загорский произвел очень быстрое, едва заметное движение, вследствие чего строптивый Андрей Георгиевич беззвучно осел и мешком опустился прямо на руки подоспевшего Ганцзалина.
– Ох… – негромко охнула хозяйка, отступая, и глаза ее сделались совершенно круглыми. – Ой, люди добрые, что же это? Убивают?
Последнее слово она произнесла с вопросительной интонацией, как будто сама еще не была уверена в том, что же это такое на самом деле вокруг творится.
– Убиваем, – злорадно осклабился Ганцзалин, но надворный советник бросил на него укоризненный взгляд: никого они не убивают, им просто нужно поговорить с Ван Юнем.
– Кричать буду, – отступая назад, предупредила Мария Александровна.
Загорский отвечал, что кричать она может, сколько угодно, вот только на крик ее в дом ворвутся манегры, которые перевернут тут все вверх дном, и найдут Ван Юня. И уж они с ним церемониться не станут: отвернут ему голову, а за компанию и самой хозяюшке, и знакомому ее, Андрею Георгиевичу. Они же с помощником – вполне мирные люди и никого не тронут. Им нужно просто поговорить с Ван Юнем – и, может быть, разговор этот спасет ему жизнь.
Но хозяйка, видимо, получила строгие указания и решила стоять насмерть. Немного ободренная мягким голосом Нестора Васильевича, она подбоченилась и в очередной раз заявила, что никакого Ван Юня она знать не знает, а за избиение человека придется им отвечать по закону.
– Ответим, если случится, – не возражал надворный советник и, решительно отодвинув с дороги хозяйку, перешел в соседнюю комнату, пока Ганцзалин вязал бесчувственного Андрея Георгиевича и затыкал рот ему кляпом – разумеется, из самых лучших побуждений.
Оказавшись во второй комнате, Загорский сначала просто обвел ее взглядом, а уж потом приступил к быстрому, но тщательному осмотру. Он заглянул под кровать, обревизовал стоявший в углу шкаф, и осмотрел даже шторы на окнах. Не найдя тут ничего для себя интересного, надворный советник приступил к большому
